Прозвенел сигнал тревоги, и Лелит подняла голову в ожидании. Ее особняк в Высоком Комморраге имел превосходную защиту и мог выдержать нападение любой силы, вплоть до небольшой армии, и даже ее можно было сдержать достаточно долго, чтобы прибыло многочисленное подкрепление Культа Раздора и обрушилось на нападавших с тыла. Однако это не было нападением; просто отточенные сенсоры Фальчиона засекли приближающуюся одинокую летающую фигуру. На нем был маячок-идентификатор, который предоставила сама Лелит, поэтому она распахнула во всю длину окна своих покоев и стала ждать.

Посланник, парящий в полуденных сумерках Комморрага, не принадлежал ни к кабалу, ни к культу, ни к ковену. Для большинства друкари это означало короткую и неприятную жизнь в страданиях и лишениях, отчаянную борьбу за выживание и постоянную опасность нападения со стороны более могущественных сил, которых будет много, и они будут беспощадны. Однако с бичевателями дело обстояло иначе. Эти богатые воины сознательно оставили свои прежние союзы и заплатили гомункулам, чтобы те кардинально изменили их тела, снабдив крыльями, полыми костями, новыми мышцами и связками, позволяющими им летать. Теперь они были верны только своим воздушным бандам — и, разумеется, Верховному Владыке, — служа наемниками на войне, а также посланниками и шпионами в небесах Темного города.

Бичеватель приблизился с поразительной скоростью, пикируя так, что любой другой смертный бросился бы в укрытие или за оружием. Лелит просто стояла и смотрела, пока могучие крылья — кожа на них была натянута на пальцеподобные кости — не раскрылись и не замедлили скорость бичевателя настолько, что он неторопливо приземлился на каменные перила ее балкона. Когтистые, удлиненные пальцы на передних и задних чешуйчатых лапах обвились вокруг камня, обеспечивая посланнику надежную хватку, из которой его нелегко вырвать, и он снял свой призрачный шлем, открыв лицо с огромными, поразительно золотыми глазами.

— Ваше превосходительство, — поприветствовал ее бичеватель, склонив голову и издав горловую трель.

— Ты доставил мое сообщение великому суккубу Культа Тринадцатой Ночи? — спросила Лелит, и тот снова склонил голову.

— Да.

— И каков ответ? — едко спросил Лелит. — Для посланника ты, похоже, не желаешь выполнять свою роль.

Бичеватель щелкнул зубами — нервный, невербальный тик.

— Ответа не было, ваше превосходительство.

Пальцы Лелит сжались на рукояти ее ножа.

— Поподробнее.

— Сообщение было передано прямо в руки Великого суккуба Морганы Натракс, как вы и приказали, — сказал бичеватель. Она прочитала его при мне. Затем мне сообщили, что мне нет нужды оставаться или возвращаться позже.

Золотистые глаза бичевателя переместились на руку, в которой Лелит держала нож. Жизнь посланника была столь же священна в Комморраге: в месте, где ни один шифр не мог считаться надежным, а общение с медиумами каралось смертным приговором для всех, кто даже по касательной был связан с ними, эти летающие воины были единственным способом, с помощью которого можно было с уверенностью отправлять и получать сообщения. Причинить вред одному из них означало навлечь на себя преследование со стороны высшего общества Комморрага, а такой участи не мог пережить никто, независимо от того, с кем он состоял в союзе.

Тем не менее, бичеватель был настороже, и не без оснований. В Лелит кипела ярость, и она чувствовала, как ее обычное спокойствие дает трещину под напором. Она привыкла к тому, что ее боялись; это было обычным и вполне разумным явлением. Многие ненавидели ее, и ей было на это наплевать. Кто-то презирал ее, кто-то обожал со страстью, граничащей с отвращением. Она не знала, какой реакции ожидала от Морганы: осторожность казалась вероятной; дружелюбие — маловероятным; презрение или даже открытая враждебность были далеко не исключены.

Но никогда Лелит не ожидала, что ее просто проигнорируют.

Ей хотелось вскрыть этого крылатого уродца, содрать с него призрачную пластину и препарировать, уничтожив своими ножами все мастерство того, кто так изменил этот расплавленный труп, а затем разобрать его до костей, пока он будет кричать в агонии. Ей хотелось упиваться его страданиями, чтобы насытить царапающую ее душу тоску, а потом разбросать его плоть с балкона и позволить его крови падать теплым дождем на всех, кто стоял внизу…

Но она не могла. Если сейчас Культ Раздора стоял в изоляции и неуверенности, то в случае, если Лелит Гесперакс причинит вред бичевателю, который просто нес послание, за что ему и было уплачено, изоляция станет гарантированной и необратимой. Больше не потребуется никаких оправданий: враги будут наседать со всех сторон, и все ее наследие исчезнет с лица земли.

На мгновение Лелит стало все равно. Она хотела, чтобы они пришли; она поднимет свои клинки и бросится на врагов, разбросает их, как труху, и пустит реку их крови. А если ее погубят, что с того? Лучше умереть, чем жить, пытаясь играть в эти проклятые игры.

Она заставила себя дышать. Жажда душ вернулась, а это означало, что даже хрупкая защита Иврейн и Иннари ей больше не светит; не здесь и не сейчас. Если Лелит погибнет в Комморраге, то Та, Что Жаждет, заберет ее душу, и даже Лелит Гесперакс не стала бы ставить на себе крест в борьбе с этим развратным божеством в варпе. Там, где ярость не могла помочь ей, вместо нее действовала злоба. Она будет упорствовать, вопреки желаниям всех тех, кто желает низвергнуть ее на землю из страха, ненависти или зависти, и она освоит любые игры, чтобы добиться этого.

Она бросила бичевателю темный драгоценный камень, и тот поймал его в воздухе.

— Твоя плата. Свободен.

Он не нуждался в дополнительном поощрении: он просто упал спиной вперед с балкона. Лелит услышала, как с треском раскрылись его крылья, а затем он заскользил прочь над низкими крышами, искусно прокладывая себе путь между слабыми термальными потоками, поднимавшимися даже от этого захудалого города. Крылья лениво взмахнули один раз, а затем он исчез, недосягаемый для запоздалой и неуместной мести, которую она могла бы обрушить на него с помощью защитных систем Фальчиона.

Лелит снова осторожно закрыла окна и задернула тяжелые портьеры. Затем она закричала и с такой силой ударила ногой по столу из древнего полированного дерева, что он рассыпался. Она стучала по осколкам, шипя мерзкие проклятия, пока гладкий мраморный пол ее покоев не покрылся осколками.

Исчерпав свой гнев, Лелит взяла себя в руки. Она потянулась, сцепив пальцы и подняв руки над головой, затем откинулась назад так, что коснулась пола позади себя, и снова поднялась. Она пошевелила плечами и шеей, ощущая подвижность и силу своего тела и успокаиваясь от этого. Она была Королевой Ножей, и ей было по плечу любое испытание, которое мог бросить ей Комморраг — да и не только он.

И все же она не собиралась думать как следует, пока ее мучила жажда душ, пусть и сравнительно слабая. Ей следовало бы вызвать раба, достать ножи и забыть о Моргане и ее дерзости, пока…

Или…

Лелит задумчиво прикусила губу. Возможно, она могла бы совместить оба варианта.

Она активировала жемчужину, которая находилась у нее в ухе.

— Подготовьте транспорт. Один из Ядов, без знаков отличия культа. И, — она стиснула зубы, — призовите инкубов. Пятерых будет достаточно. Я буду путешествовать анонимно.

Она подошла к своему гардеробу и распахнула огромные двери. У большинства друкари ее статуса были бы целые комнаты потенциальных нарядов, демонстративно выставляющих напоказ их богатство, но Лелит не нуждалась в подобных вещах. Она почти всегда носила только свой ведьмовской костюм, который был всем, что стояло между ее плотью и клинками врагов, а во многих местах на ее теле не было и этого. У нее их было несколько, но они занимали очень мало места.

Тем не менее с годами она собрала небольшую коллекцию более легкомысленной одежды; в основном это были подарки от просителей, поклонников или союзников, которые нравились ей настолько, что от них не хотелось избавляться. Здесь были и мантии, и пышные платья, которые носила родовая аристократия Комморрага, пытаясь убедить себя в том, что их родословная все еще имеет значение, и платья, в которых архонт мог бы пощеголять на оргии. В некоторых из них даже нашлось место для ее мускулов.